Если долго на меня смотреть - можно попасть на радио.
У нас есть первая работа! Автор... Пусть для вас он будет Пророк Хризантем. И вот какую историю вам решил рассказать Пророк Хризантем.
Осень пришла в Город. Такая же непостоянная, то дождливая, то солнечная, как и каждый год. Деревья стали разноцветными, прохожие утеплились, улицы заполнились зонтиками. И скоро так же, как и каждый год, расцветут желтые хризантемы.
Если бы не они, я бы любила осень. Но с ними Город обречен.
- Привет, Ларс, - я оборачиваюсь: Джек стоит возле калитки своего сада и сочувственно смотрит на меня. – Пустой земли тебе.
- И тебе, Джек.
«Пустой земли». Чуднее не придумаешь пожелания, да? В Городе – это символ отчаянья и надежды одновременно. Это всё, что мы можем сделать в День всех святых.
Раньше в Городе каждая осень была праздником. Теплая, ласковая, яркая – она приходила продолжением лета, затянувшегося перед холодной зимой. И Хэллоуин был одним из главных дней в году. Шумные дети, ряженые, тыквы со свечками, смех и радость наполняли его до краев. И не было времени счастливее.
Что произошло семь лет назад, не знает никто. Но однажды утром мы с Фином задержались в ночном хэллоуинском марафоне и не успели уйти домой до утра. Дом радио возвышается над Городом, и из окон студии было прекрасно видно, как расцвели хризантемы. Кажется, они расцвели сразу и везде, желтое море поглотило город и тех, кто не успел уйти домой после праздничной ночи. Я видела их тени. Видела, как они пропадали: женщины, мужчины, дети, собаки. Хризантемы не тронули лишь кошек, вот уж не знаю почему. Все остальные люди, оказавшиеся в тот роковой день, 1-го ноября, на улице, пропали. Сгинули. Утонули.
И никто не знает, что с ними случилось.
Всё закончилось вечером, едва солнце скрылось за горизонтом. Смешно, правда? Все нормальные кошмары обрушиваются на мир в хэллоуинскую ночь, а наш – на рассвете.
Поэтому мы очень внимательны в День всех святых. Надо сказать, что хризантемы играют честно, и ещё ни разу в этот день в Городе не было дождя. Они дают нам шанс спрятаться, закрыться в домах, опустить ставни, прижать к себе поближе родных и любимых и ждать. Ждать вечера. Ждать, пока солнце скроется за горизонтом, унося такие же желтые, как оно само, цветы в небытие. До следующего года.
На востоке едва заметно розовеет небо, и я ускоряю шаг. Подхожу к двери Дома радио, поворачиваю ключ в замке. Уилл – ведущий ночного шоу – уже давно убежал домой, к жене, и в студии нет никого, кто разделил бы со мной День всех святых. Три года как нет.
Горько улыбаюсь, вспоминая улыбку Фина, снимаю курточку и включаю аппаратуру. Каждый год. Вот уже семь лет. Так же, как в первый раз. Я надеваю на голову наушники, щелкаю переключатель On Air и выхожу в эфир:
- Пустой земли вам, дорогие радиослушатели.
Семь лет назад мы с Фином в прямом эфире спасали людей. Не могу сказать, что чувствую по этому поводу какую-то гордость. Или что-то особенное... Сложно что-то чувствовать, когда спас десяток людей... не сумев ничем помочь ещё сотне. Мы вывели тех, кого могли. Тех, кто нас услышал. «Хризантемы на Риддл-роуд... На перекрестке за Кросс-сквэр скопление опасных цветов... Кирк Питерсон, если ты нас слышишь, поворачивай! Поворачивай вправо! Кирк, услышь нас! Прямо перед тобой опасность! Кирк! Кирк!.. Он нас слышит, Ларс, он услышал!.. Его впустили Джонсоны. Они тоже слушают!..»
Я уже не помню, как мы с Фином не сошли тогда с ума. Я отчетливо помню отчаянье, охватывающее меня, когда я понимала, что человек, которого мы зовем в эфире не слышит. Что у него нет телефона, нет приемника, нет ничего. Фин не пустил меня к окнам. Я сидела в глубине студии и беспрестанно вещала в микрофон то, что говорил мне Фин. Замирала от ужаса каждый раз, когда слышала отчаянье в его голосе. Выдыхала и радовалась, когда он улыбался.
Наверное, мы не сошли с ума только потому, что были вместе.
А как я не сошла с ума три года назад, когда его впервые не было со мной в студии, - не знаю. Мой Фин вынужден был остаться с соседями: их мальчишка серьезно заболел, а основным занятием Фина была всё же медицина. И хризантемы нашли способ отомстить одному из тех, кто каждый Хэллоуин вытаскивает из их моря людей.
В дом моей соседки пришла живая земля. Каждый год пустая земля отворачивается от одного из домов в нашем городе. Каждый год в одном из них всходит хризантема. Вечером в таком доме не находят живых. Только желтые лепестки, устилающие пол.
Мы хороним их, как людей. Мы верим, что так души пропавших жителей города обретут покой. Мы всё ещё верим, что святые не отвернулись от нас в свой день.
- Через несколько минут взойдет солнце. Проверьте запоры на дверях, пересчитайте родных и близких... Да будет у вас сегодня пустая земля. – смотрю за окно студии, на город и лес, а сердце сжимается от нехорошего предчувствия. – Напоминаю, что вы можете звонить в студию по нашему постоянному номеру 26-26-26, чтобы сообщить о пропавших.
Каждый год я говорю это и каждый год надеюсь, что никто не позвонит. Но увы. Даже среди немногочисленных жителей нашего городка каждый год находится кто-то, кто не успевает вернуться домой после ночи на Хэллоуин.
- Я вижу первые лучи солнца над лесом... – всматриваюсь до рези в глазах в утренний пейзаж. – И первые желтые пятна на северной окраине города. Обстрит, пятый и шестой дома. – Карту города я знаю наизусть. – Будьте осторожны и...
В студии раздается трель телефонного звонка. Началось.
Я знаю, что сейчас все замерли у своих радиоприемников. Всем интересно узнать, в чей дом пришло несчастье на этот раз. Все надеются, что это кто-то малознакомый. Не слишком любимый. Вообще номером ошиблись.
Проблема в том, что те немногие, кто пережил День всех святых семь лет назад и не сбежал из города после, знают друг друга слишком хорошо. И беда в этот день приходит ко всем.
- А у нас звонок в студию. – Вывожу звонящего в эфир. – Пустой земли... – я не успеваю договорить приветствие.
- Ларс, мой средний не вернулся домой, - голос Джека растерянный и какой-то обреченный. Мое сердце пропускает удар. Ребенок. Одиннадцать лет. Его зовут Эдди. И он мечтает стать диджеем, как был «дядя Фин».
- Джек, - я стараюсь говорить спокойно и уверено. – Главное, оставайся в доме. Не нервничай. Эдди знает правила. Он услышит. Мы найдем его. Говори с ним, Джек! Зови его!
Оставляю Джека в эфире, взволнованного, испуганного, потерянного отца. Он зовет сына, он угрожает, заклинает, молит весь мир. А я стою и внимательно смотрю на улицы Города. Эдди вчера был в костюме йети. Белый мех должно быть заметно издалека.
Первым делом – север. Там, где больше всего хризантем.Одна улица, другая, третья. Нет, никого. Выдыхаю и перевожу взгляд на западную окраину. Снова пусто. Юг – пусто. Плохо, ведь дом Джека как раз на Юге. Восток – никого... Почти радуюсь, потому что этот квартал Города практически безлюден, впустить мальчика к себе некому. Подождите-ка. Что это?..
- Джек, я вижу его. Эдди! Эдди, услышь меня! Эдди! – напряженно смотрю на маленький силуэт, замерший посреди Дейзи-стрит. – Эдди, у тебя ещё есть время дойти домой. Эдди! – скрываю отчаянье в голосе. Он не слышит. Не слышит. Во втором наушнике раздается сдавленный вздох Джека:
- Ларс, он не взял телефон. Он нас не слышит.
Я почти вижу лицо Джека. Его опускающуюся руку с телефоном. Чувствую, что ещё секунда, и он сорвется на улицу, побежит за своим сыном. И сгинет сам.
- Сейчас услышит, - твердо отвечаю я и включаю громкоговорители, над которыми мы трудились почти год. – Эдди! – мальчик поднимает голову на голос, звучащий с небес. – Кратчайший путь до твоего дома, через Карстен-стрит свободен. Иди туда. Так быстро, как только сможешь... – он кивает и быстро поворачивает в едва заметный переулок слева. А я добавляю уже для его отца: - Он услышал, Джек. Твой сын на пути домой.
Выключаю звонок и снова слежу за хризантемами. Сегодня они приближаются с северо-запада, расползаясь мягким, светящимся желтым пятном во все стороны, забираясь на заборы полисадников, брезгливо обходя стороной машины. Море света колышется в каком-то своем ритме, и я невольно напеваю старую колыбельную, периодически направляя мальчика фразами вроде «Эдди, молодец!.. Не бойся, осталось чуть-чуть!.. Направо, слева приближается опасность!..»
Какие бы несчастья ни несло желтое море, меня оно очаровывало и завораживало всегда. Напоминало о детстве, когда желтые осенние хризантемы были моим любимым цветком. Как прекрасно было идти с огромными цветами в руках домой из школы. Как они светились по вечерам. Как приятно пахли, легко-легко... Какой странный запах...
Запах отвлекает меня, но я всё равно веду перепуганного мальчика домой. Вот Эдди и дома. Я вижу, как открывается дверь, как Джек забирает мальчишку в дом. Я тихо говорю в микрофон:
- Эдди добрался. Пустой земли вам, дорогие радиослушатели. – И пускаю в эфир музыку.
Снимаю наушники с головы, выключаю микрофон и тянусь за чашкой кофе, краем сознания чувствую какой-то странный запах.
На столе Фина, который я так и не решилась куда-то убрать, стоит яркая желтая хризантема.
***
Каждый день я захожу в Дом радио и поднимаюсь в студию.
Каждый день я наливаю себе кофе, надеваю наушники и щелкаю переключателем On Air.
Каждый день я выхожу в эфир, сообщая последние новости, ставя музыку и рассказывая, как хорошо жить в Городе.
И лишь раз в год, на Хэллоуин, радио не принадлежит людям. Для нас всех наступает день памяти. День, когда наш город погиб. День, когда он возродился. День, когда эрджей Ларс ушла в никуда, унеся с собой желтые хризантемы, семь лет остававшиеся проклятьем нашего Города.
Никто не знает, почему после того, как Ларс в прямом эфире сказала: «Вот и пришло мое время, дорогие радиослушатели. Пришла пора узнать, куда ведет желтое море. И провести для вас прямой репортаж. С вами в последнем эфире была эрджей Ларс. Пустой вам земли», - хризантемы ушли навсегда. С тихим шелестом осыпались лепестки. И угроза больше не возвращалась.
Зато каждый год, в День всех святых, в Городе из всех радиоприемников звучат два голоса, не принадлежащие нашему миру. Ларс и Фин – снова вместе – ведут передачу с той стороны.
И мы все слушаем её. Мы все помним.
И до сих пор в этот день я начинаю передачу так, как начинала она:
- Пустой земли вам, дорогие радиослушатели.
И передаю слово им.
Если бы не они, я бы любила осень. Но с ними Город обречен.
- Привет, Ларс, - я оборачиваюсь: Джек стоит возле калитки своего сада и сочувственно смотрит на меня. – Пустой земли тебе.
- И тебе, Джек.
«Пустой земли». Чуднее не придумаешь пожелания, да? В Городе – это символ отчаянья и надежды одновременно. Это всё, что мы можем сделать в День всех святых.
Раньше в Городе каждая осень была праздником. Теплая, ласковая, яркая – она приходила продолжением лета, затянувшегося перед холодной зимой. И Хэллоуин был одним из главных дней в году. Шумные дети, ряженые, тыквы со свечками, смех и радость наполняли его до краев. И не было времени счастливее.
Что произошло семь лет назад, не знает никто. Но однажды утром мы с Фином задержались в ночном хэллоуинском марафоне и не успели уйти домой до утра. Дом радио возвышается над Городом, и из окон студии было прекрасно видно, как расцвели хризантемы. Кажется, они расцвели сразу и везде, желтое море поглотило город и тех, кто не успел уйти домой после праздничной ночи. Я видела их тени. Видела, как они пропадали: женщины, мужчины, дети, собаки. Хризантемы не тронули лишь кошек, вот уж не знаю почему. Все остальные люди, оказавшиеся в тот роковой день, 1-го ноября, на улице, пропали. Сгинули. Утонули.
И никто не знает, что с ними случилось.
Всё закончилось вечером, едва солнце скрылось за горизонтом. Смешно, правда? Все нормальные кошмары обрушиваются на мир в хэллоуинскую ночь, а наш – на рассвете.
Поэтому мы очень внимательны в День всех святых. Надо сказать, что хризантемы играют честно, и ещё ни разу в этот день в Городе не было дождя. Они дают нам шанс спрятаться, закрыться в домах, опустить ставни, прижать к себе поближе родных и любимых и ждать. Ждать вечера. Ждать, пока солнце скроется за горизонтом, унося такие же желтые, как оно само, цветы в небытие. До следующего года.
На востоке едва заметно розовеет небо, и я ускоряю шаг. Подхожу к двери Дома радио, поворачиваю ключ в замке. Уилл – ведущий ночного шоу – уже давно убежал домой, к жене, и в студии нет никого, кто разделил бы со мной День всех святых. Три года как нет.
Горько улыбаюсь, вспоминая улыбку Фина, снимаю курточку и включаю аппаратуру. Каждый год. Вот уже семь лет. Так же, как в первый раз. Я надеваю на голову наушники, щелкаю переключатель On Air и выхожу в эфир:
- Пустой земли вам, дорогие радиослушатели.
Семь лет назад мы с Фином в прямом эфире спасали людей. Не могу сказать, что чувствую по этому поводу какую-то гордость. Или что-то особенное... Сложно что-то чувствовать, когда спас десяток людей... не сумев ничем помочь ещё сотне. Мы вывели тех, кого могли. Тех, кто нас услышал. «Хризантемы на Риддл-роуд... На перекрестке за Кросс-сквэр скопление опасных цветов... Кирк Питерсон, если ты нас слышишь, поворачивай! Поворачивай вправо! Кирк, услышь нас! Прямо перед тобой опасность! Кирк! Кирк!.. Он нас слышит, Ларс, он услышал!.. Его впустили Джонсоны. Они тоже слушают!..»
Я уже не помню, как мы с Фином не сошли тогда с ума. Я отчетливо помню отчаянье, охватывающее меня, когда я понимала, что человек, которого мы зовем в эфире не слышит. Что у него нет телефона, нет приемника, нет ничего. Фин не пустил меня к окнам. Я сидела в глубине студии и беспрестанно вещала в микрофон то, что говорил мне Фин. Замирала от ужаса каждый раз, когда слышала отчаянье в его голосе. Выдыхала и радовалась, когда он улыбался.
Наверное, мы не сошли с ума только потому, что были вместе.
А как я не сошла с ума три года назад, когда его впервые не было со мной в студии, - не знаю. Мой Фин вынужден был остаться с соседями: их мальчишка серьезно заболел, а основным занятием Фина была всё же медицина. И хризантемы нашли способ отомстить одному из тех, кто каждый Хэллоуин вытаскивает из их моря людей.
В дом моей соседки пришла живая земля. Каждый год пустая земля отворачивается от одного из домов в нашем городе. Каждый год в одном из них всходит хризантема. Вечером в таком доме не находят живых. Только желтые лепестки, устилающие пол.
Мы хороним их, как людей. Мы верим, что так души пропавших жителей города обретут покой. Мы всё ещё верим, что святые не отвернулись от нас в свой день.
- Через несколько минут взойдет солнце. Проверьте запоры на дверях, пересчитайте родных и близких... Да будет у вас сегодня пустая земля. – смотрю за окно студии, на город и лес, а сердце сжимается от нехорошего предчувствия. – Напоминаю, что вы можете звонить в студию по нашему постоянному номеру 26-26-26, чтобы сообщить о пропавших.
Каждый год я говорю это и каждый год надеюсь, что никто не позвонит. Но увы. Даже среди немногочисленных жителей нашего городка каждый год находится кто-то, кто не успевает вернуться домой после ночи на Хэллоуин.
- Я вижу первые лучи солнца над лесом... – всматриваюсь до рези в глазах в утренний пейзаж. – И первые желтые пятна на северной окраине города. Обстрит, пятый и шестой дома. – Карту города я знаю наизусть. – Будьте осторожны и...
В студии раздается трель телефонного звонка. Началось.
Я знаю, что сейчас все замерли у своих радиоприемников. Всем интересно узнать, в чей дом пришло несчастье на этот раз. Все надеются, что это кто-то малознакомый. Не слишком любимый. Вообще номером ошиблись.
Проблема в том, что те немногие, кто пережил День всех святых семь лет назад и не сбежал из города после, знают друг друга слишком хорошо. И беда в этот день приходит ко всем.
- А у нас звонок в студию. – Вывожу звонящего в эфир. – Пустой земли... – я не успеваю договорить приветствие.
- Ларс, мой средний не вернулся домой, - голос Джека растерянный и какой-то обреченный. Мое сердце пропускает удар. Ребенок. Одиннадцать лет. Его зовут Эдди. И он мечтает стать диджеем, как был «дядя Фин».
- Джек, - я стараюсь говорить спокойно и уверено. – Главное, оставайся в доме. Не нервничай. Эдди знает правила. Он услышит. Мы найдем его. Говори с ним, Джек! Зови его!
Оставляю Джека в эфире, взволнованного, испуганного, потерянного отца. Он зовет сына, он угрожает, заклинает, молит весь мир. А я стою и внимательно смотрю на улицы Города. Эдди вчера был в костюме йети. Белый мех должно быть заметно издалека.
Первым делом – север. Там, где больше всего хризантем.Одна улица, другая, третья. Нет, никого. Выдыхаю и перевожу взгляд на западную окраину. Снова пусто. Юг – пусто. Плохо, ведь дом Джека как раз на Юге. Восток – никого... Почти радуюсь, потому что этот квартал Города практически безлюден, впустить мальчика к себе некому. Подождите-ка. Что это?..
- Джек, я вижу его. Эдди! Эдди, услышь меня! Эдди! – напряженно смотрю на маленький силуэт, замерший посреди Дейзи-стрит. – Эдди, у тебя ещё есть время дойти домой. Эдди! – скрываю отчаянье в голосе. Он не слышит. Не слышит. Во втором наушнике раздается сдавленный вздох Джека:
- Ларс, он не взял телефон. Он нас не слышит.
Я почти вижу лицо Джека. Его опускающуюся руку с телефоном. Чувствую, что ещё секунда, и он сорвется на улицу, побежит за своим сыном. И сгинет сам.
- Сейчас услышит, - твердо отвечаю я и включаю громкоговорители, над которыми мы трудились почти год. – Эдди! – мальчик поднимает голову на голос, звучащий с небес. – Кратчайший путь до твоего дома, через Карстен-стрит свободен. Иди туда. Так быстро, как только сможешь... – он кивает и быстро поворачивает в едва заметный переулок слева. А я добавляю уже для его отца: - Он услышал, Джек. Твой сын на пути домой.
Выключаю звонок и снова слежу за хризантемами. Сегодня они приближаются с северо-запада, расползаясь мягким, светящимся желтым пятном во все стороны, забираясь на заборы полисадников, брезгливо обходя стороной машины. Море света колышется в каком-то своем ритме, и я невольно напеваю старую колыбельную, периодически направляя мальчика фразами вроде «Эдди, молодец!.. Не бойся, осталось чуть-чуть!.. Направо, слева приближается опасность!..»
Какие бы несчастья ни несло желтое море, меня оно очаровывало и завораживало всегда. Напоминало о детстве, когда желтые осенние хризантемы были моим любимым цветком. Как прекрасно было идти с огромными цветами в руках домой из школы. Как они светились по вечерам. Как приятно пахли, легко-легко... Какой странный запах...
Запах отвлекает меня, но я всё равно веду перепуганного мальчика домой. Вот Эдди и дома. Я вижу, как открывается дверь, как Джек забирает мальчишку в дом. Я тихо говорю в микрофон:
- Эдди добрался. Пустой земли вам, дорогие радиослушатели. – И пускаю в эфир музыку.
Снимаю наушники с головы, выключаю микрофон и тянусь за чашкой кофе, краем сознания чувствую какой-то странный запах.
На столе Фина, который я так и не решилась куда-то убрать, стоит яркая желтая хризантема.
***
Каждый день я захожу в Дом радио и поднимаюсь в студию.
Каждый день я наливаю себе кофе, надеваю наушники и щелкаю переключателем On Air.
Каждый день я выхожу в эфир, сообщая последние новости, ставя музыку и рассказывая, как хорошо жить в Городе.
И лишь раз в год, на Хэллоуин, радио не принадлежит людям. Для нас всех наступает день памяти. День, когда наш город погиб. День, когда он возродился. День, когда эрджей Ларс ушла в никуда, унеся с собой желтые хризантемы, семь лет остававшиеся проклятьем нашего Города.
Никто не знает, почему после того, как Ларс в прямом эфире сказала: «Вот и пришло мое время, дорогие радиослушатели. Пришла пора узнать, куда ведет желтое море. И провести для вас прямой репортаж. С вами в последнем эфире была эрджей Ларс. Пустой вам земли», - хризантемы ушли навсегда. С тихим шелестом осыпались лепестки. И угроза больше не возвращалась.
Зато каждый год, в День всех святых, в Городе из всех радиоприемников звучат два голоса, не принадлежащие нашему миру. Ларс и Фин – снова вместе – ведут передачу с той стороны.
И мы все слушаем её. Мы все помним.
И до сих пор в этот день я начинаю передачу так, как начинала она:
- Пустой земли вам, дорогие радиослушатели.
И передаю слово им.
@темы: #Halloween Radio
-
-
26.10.2014 в 01:20Пророк Хризантем, спасибо за жуткую историю.
-
-
26.10.2014 в 10:14-
-
27.10.2014 в 16:33Пророк Хризантем